Род.в с. Лысково
Нижегородской губ. Сломавшийся, но все-таки успевший воплотиться гений.
Литинститутский друг Кульчицкого, Когана, Луконина, не печатавшийся перед войной, но,
"широко известный в узких кругах", был дружески разворован по
строчкам множеством поэтов. Первая книжка Межирова была названа по глазковской
строчке: "Дорога далека". В послевоенной Москве не было ни одного
мало-мальски образованного человека, который не знал бы глазковского:
"Я на мир взираю из-под столика. Век двадцатый - век необычайный. Чем
столетье интересней для историка, тем для современника печальней" или:
"Мне говорят, что окна ТАСС моих стихов полезнее. Полезен также унитаз, но
это не поэзия", или: "Живу в своей квартире тем, что пилю дрова. Арбат,
44, квартира 22". Глазков воспринимал себя как продолжателя Хлебникова, горько резюмируя: "В истории что было драмой, то может повториться фарсом".
На самом деле он был скорее русским Омаром Хайамом.
Репутация "блаженного" спасла его от ареста, но и отгородила от
печатаемой литературы. Тогда Глазков начал мстить официальной поэзии за то, что
она его в себя не впустила, издевательски плохими стихами, которые он печатал в
огромном количестве, ернически рифмуя "коммунизм" и
"социализм", и так же наплевательски переводил с любых языков. Именно
от глазковского слова "самсебяиздат",
которым он называл сброшюрованные им и распространяемые среди друзей
машинописные книжечки, и произошло ставшее всемирно знаменитым слово
"самиздат". Именно Глазкова выбрал Андрей Тарковский на роль
"летающего мужика" в фильме "Андрей Рублев". Глазкова
хотели снять в роли Достоевского, но не разрешили. Глазковские
стихи многовариантны - во многом из-за цензуры. Иногда он с показным цинизмом
калечил собственные стихи, но часто это зависело и от его настроений. Ум. в Москве.
Николай Глазков. РУКОВОДСТВО ДЛЯ НАЧИНАЮЩИХ ГЕНИЕВ
Некий молодой товарищ однажды изъявил желание стать
гением. Не зная, с чего начать, он решил посоветоваться с Великим гуманистом
.
—Не можете ли Вы,— обратился он к Великому гуманисту, составить для
меня нечто вроде инструкции...
—Могу,— ответил Великий гуманист и тотчас же написал
Руководство для начинающих гениев:
1.Гений обязательно знает, что он
гений, и не скрывает этого от окружающих.
2.Гений обязательно высказывает
небывалые, на первый взгляд безумные, мысли.
3.Для гения основная радость жизни
состоит в его собственной гениальности.
4.Гений обязательно не признается
огромным большинством своих современников, ибо они до него не доросли. Однако
потомки охотно признают всех гениев.
5.Гений поражает толпу не только
огромным богатством своего внутреннего мира, но и своим внешним обликом.
6.Гений должен иметь вокруг себя
некоторое количество соратников и последователей, которые составляют
промежуточное звено между гением и толпой.
7.Если гения признают не за его
гениальность, а за что-либо другое, то гений не должен роптать: такова его
судьба! И на том спасибо!!!
Именно Николай Глазков придумал слово САМСЕБЯИЗДАТ. Потом стали говорить еще короче: «самиздат», жизнь заставила. Самиздата становилось все больше, его читали, о нем говорили. А Глазков успел напечатать море своих стихов — и самых пустейших, и посредственных тоже. Не так много, видно, дано ему было сказать, а сказал он гораздо больше. Вот и теряются стихи замечательные и оригинальные в этой куче. В юности была у меня одна знакомая, хромоножка Надежда с Арбата. Когда мы с ней ходили по Москве, — а тогда все ходили, — она мне читала наизусть раннего Глазкова. Это очень хорошие стихи, формальные, в духе Хлебникова, как мне тогда показалось. Надежда погибла, сохранились ли где эти стихи? Не знаю. Был я у Глазкова в конце 50-х. Переулок возле Арбата. Бревенчатые почему-то стены, во всяком случае, темные, закопченные. В красному углу иконы и лампадка. Трепетный огонек в темно-красном стекле. Меня это поразило, помню. Не у каждого писателя такое можно было тогда увидеть. Николай Глазков сидел и переводил какие-то восточные стихи. Кажется, у него не очень складывалось. Тогда, не долго думая, он посадил меня переводить эту нескладуху. Чего-то я ему насочинял. Хозяин виду не подал, что я его выручил. Такой чудак и «шизик» себе на уме. Характерный лоб, запавшие темные, острые глазки, длиннорукий. Ерник и пьяница — этим и спасался. Привел меня к нему его друг — художник Абрамов, так тот был настоящий сумасшедший. Написал картину «Алый цветок в темнице» и продал Назыму Хикмету. Его пейзажами у Глазкова были все стены увешаны. А однажды в газете, по-моему, в «Правде» напечатали очередной фельетон про подпольных литераторов, и там, как пример полного разложения, привели сногсшибательное четверостишие Глазкова:
Я на мир взираю из-под столика:
Век двадцатый, век необычайный.
Чем он интересней для историка,
Тем для современника печальней".
================================================================== НАШ ВЕК И бесполезной суетой,
И скоростью небесполезной
Отмечен век не золотой,
Не бронзовый и не железный.
Стремительный двадцатый век -
Век всей таблицы Менделеева!..
Приветствую его разбег
И замечательных людей его.
КОГДА АВТОР НЕ ИЗВЕСТЕН... Пускай нам живописец не знаком,
Он требует подхода осторожного -
И мы его работу назовем
Картиной неизвестного художника.
Он числится в музее, как и тот,
Который славен именем и отчеством.
Его изобразительных работ
Никто не назовет народным творчеством.
А поговорку, сказочный сюжет,
Который чрезвычайно занимателен,
Былину тех, частушку этих лет
Должны назвать прозаик и поэт
Трудами неизвестного писателя!..
Талантливо творил во все века
Коллега наш, неутомимый праведник.
На главных площадях наверняка
Ему давно пора поставить памятник!..
ГЕРОИ, И ТОЛЬКО ГЕРОИ! Героев рождает горе
С его положеньем скверным:
Достаточно было героев
В безрадостном сорок первом!..
Увы! Одного героизма
Для веской победы мало -
Потребовались механизмы
Осмысленного металла.
Наука, ломая и строя,
Решает любое сраженье,
Но точной наукой герои
Не сняты с вооруженья!..
Героев рождает счастье,
Героев рождает богатство -
Герои способны умчаться
В космическое пространство!
Когда на пути благородном
Великое и удалое,
То к подвигам новым пригодны
Герои, и только герои!
